На этой неделе моя жена заскочила в наш про-лайф офис в обеденный перерыв с нашей двухлетней дочерью. Пока мы болтали, Шарлотта начала бродить по офису. Вскоре она нашла пластиковый контейнер с муляжами плода 11-12 недель.
«Ляли! Ляли!» — торжествующе объявила она, держа горсть маленьких муляжей и пытаясь удержать как можно больше «малышей» на своих ручонках. С этими словами она села и начала их укачивать. Заметив, что мои руки пусты, она сунула одного из них мне и потребовала, чтобы я помог ей усыпить крошечных младенцев.
Ни я, ни моя жена никогда не говорили Шарлотте, что эти маленькие муляжи плода — младенцы. Она только что поняла, глядя на них, что это то, чем они были. Они, очевидно, были младенцами, и даже в своем двухлетнем возрасте ее инстинкт подсказывал ей, что малышей нужно качать и защищать.
Это, в конце концов, то, что все делают с детьми. Ее единственный брат еще не родился, поэтому никто не учил ее, как это делать.
Каким-то образом она просто знала об этом.
Дело в том, что маленькие дети инстинктивно выступают за жизнь. Они узнают ребенка, когда видят его. Они еще не достаточно взрослые и не настолько глупы, чтобы верить научно бессвязной болтовне о «скоплениях клеток» и «паразитах», или убийственной философии о том, что младенцы в утробе матери слишком малы, чтобы их считали личностью. Младенцы — это дети, и детей нужно любить. Это действительно настолько просто.
Поскольку дети инстинктивно выступают за жизнь, их желание защищать, видеть и узнавать человека в других, более маленьких детях возникает естественным образом.
Дети, инстинктивно признающие маленьких зародышей за младенцев, являются жгучим осуждением действий и мировоззрения тех, кто выступает за аборты и за выбор женщины самой распоряжаться своим телом; такая реакция детей приходит естественно, а не идеологически.
*Автор статьи Джонатон Ван Марен, оратор, писатель и активист движения за жизнь.
Источник
Перевод Натальи Починовской, специально для ТБН
